Приз неторопливый, с ленцой, на фонтаны ездит неохотно, но работает нормально, без халтуры, и соображает хорошо.Почему-то в его присутствии многое ломается. Когда он появляется на испытании очередной новинки в мастерской, кто-нибудь кричит:
- Выключай, Приз идёт!
А уж если он скажет:
- Та воно, мабуть, робыты нэ будэ, - то можно не сомневаться, что через несколько минут "воно", действительно, сломается. Он когда-то сам удивлялся:
- Невже в мэнэ такый поросячий глаз?
Самолётами, с пересадкой в Москве, добираемся до Оренбурга, а оттуда нас забрасывают в этот самый "чёрный котёл". Плоская, как стол, степь, далеко на горизонте тянется лесопосадка вдоль дороги, ближе видны ещё несколько буровых вышек. В сотне метров от нашей буровой проходит шоссе, по которому изредка проезжают машины. А в 50 метрах за дорогой - столб огня высотой метров 50, бьющий прямо из земли. Это "грифон", газ, прорвавшийся через обсадную колонну скважины в сторону и вырвавшийся на поверхность. Его срочно подожгли, потому что скважина несла, кроме метана, 4% сероводорода. Сероводород оказывает нервнопаралитическое действие. Одного хорошего вдоха достаточно, чтобы отключиться навсегда. Говорят, что человек не успевает почувствовать его запах, потому что обонятельный нерв умирает раньше, чем успевает передать сигнал в мозг. Не знаю, как это удалось установить.
За два-три дня до нашего прибытия встал вопрос: менять ли трос буровой лебёдки. Дело в том, что, по действующему положению, всё оборудование, побывавшее в струе, подлежит замене. Трос был в струе, но его замена - очень длительная и трудоёмкая операция. А на вид он был в полном порядке. Вызвали технического эксперта из Оренбурга. Тот осмотрел трос с точки зрения общего машиностроения - сколько обрывов проволочек на одном шаге свивки - и дал заключение, что можно работать. К сожалению, он не был фонтанщиком и не обратил внимание на то, что струя полностью высушила трос. Когда начали спускать трубы под давлением с помощью гидравлической установки, трос оборвался. Это случилось сразу после того, как бригада из нашей части передала смену следующей. Упал талевый блок весом 10,5 тонн. В это время 4 человека находились на площадке, где свинчивали трубы, и один - под ней, он управлял нижней клиновой (шлипсовой) катушкой. Один из бывших наверху успел спрыгнуть с высоты 5,5 метров и пострадал меньше других - у него было лёгкое сотрясение мозга и ушибы. Трое других получили тяжёлые травмы, у одного из них была раздавлена грудная клетка и рука. Парень из Астраханской части, который стоял под площадкой, не мог видеть падения талевого блока. Он погиб на месте, наверное, не поняв, что произошло.
Вертолёт сел прямо на шоссе, которое перекрыли с двух сторон, и увёз раненых в Оренбург. Хирурги сделали всё, что было в их силах, но о самом тяжёлом сразу сказали, что шансов у него нет. И они оказались правы. Неожиданно тяжёлый удар получил и тот, что успел спрыгнуть. Его жена была инвалидом, у неё было больное сердце, и он просил, чтобы ей не говорили, что случилось.
Но она почувствовала что-то не то, пришла в часть, и кто-то сказал ей, что с её мужем всё в порядке, и он скоро выйдет из больницы. Этого было достаточно, чтобы у неё начался тяжёлый сердечный приступ, который она не пережила.
Такая цена была заплачена за начальственный зуд - сделать всё поскорей, даже с риском для людей.
Во время похорон кто-то из начальства, под сильным хмелем (можно было понять, почему) брякнул:
- У нас такая работа. Сколько надо, столько и положим людей.
С большим трудом удалось предотвратить его избиение тут же, на похоронах.
Вечером, когда моя смена закончилась, я получаю задание: надо к утру сделать два переходных мостика на новую установку для спуска труб, уже смонтированную вместо разгромленной. Вышка А-образная, имеет две объёмные ноги, внутри которых проходят лестницы. С промежуточных площадок лестниц надо сделать два удобных перехода на площадку установки, основной и аварийный, один из правой ноги и один - из левой.Моё дело - сделать эскизы, изготавливать будут оренбуржцы. Они стоят тут же и ждут меня. Всё подготовлено - привезен металл, есть сварщик и ещё человека четыре. С одним из них я поднимаюсь по лестнице внутри ноги.Надо замерить расстояние от лестничной площадки до площадки установки, которая возвышается в центре буровой. Один из нас должен перебраться на установку и отнести туда конец рулетки для замера.
Весёлое дело - туда можно попасть, только пойдя на высоте по балке шириной 30 см! До площадки метра 3,5 - 4. Мой спутник незаметно поглядывает на меня, у него нет ни малейшего желания попробовать себя в качестве циркового артиста. И, вообще-то, замерять - это моё дело.
Несколько секунд колебания. Но ведь сделать надо, и, кроме меня, некому! И я ставлю ногу на балку.
Ещё в студенческие годы я понял, что самое страшное - это неизвестность, например, какой попадётся на экзамене билет. А потом, даже если не можешь ответить ни на один вопрос в этом билете, наступает напряжённое спокойствие: хоть враг и силён, но он уже перед тобой, и ты знаешь, какой он.Те, кто воевал, знают, что самое страшное для солдата - новое, незнакомое, хотя это всего лишь вой просверленной бочки, сброшенной с самолёта.
Так было и тут. Вполне можно идти по балке шириной 30 см, особенно, если не смотреть вниз. До середины я иду медленно, а под конец ускоряю шаги - скорей бы!
Я прикладываю конец рулетки к краю площадки, и мой напарник засекает размер на той стороне. Всё! Нет, не всё. надо ещё пройти обратно. Обратно почему-то идти ещё страшнее, но не оставаться же тут! Ия прохожу, ловя себя на том, что в конце ужасно хочется стать на четвереньки, но это, наверное, ещё опаснее - можно легко потерять равновесие.
Старший группы, получив мои эскизы, решительно отправляет меня спать. Всё остальное они сделают сами.
