Роковой диагноз.

                                       Автор - Дина Рубина.
      А вот у меня знакомый есть, Петя Черноусов, человек русский, православный, выпивающий...еврейский поэт, пишущий на идиш.
     Да-да, Петя с ранней юности, оказывается, попал в еврейскую историю. Дневал и ночевал в доме своего любимого учителя, пристрастился бегать в синагогу, часами просиживал там над святыми письменами и, благодаря блестящим лингвистическим способностям, легко усвоил не только идиш, но и иврит...
     Короче, русский человек оказался здесь, в Израиле, ведущим еврейским поэтом, знатоком идишисткой культуры. Недавно получил премию Союза писателей за лучший сборник стихов на идиш. (Если б я все это изобразила, меня в очередной раз упрекнули бы в "пережиме" ситуации.)
Кроме того, у Пети оказался хороший голос, и он с удовольствием поет хазанут - еврейскую литургию.
     Когда хорошее настроение, Петя даже выходит попеть на наш Арбат - пешеходную улицу Бен-Иегуда.
     Поет религиозные гимны в ашкеназской транскрипции, величаво кивая прохожим, бросающим в его кепку шекели...
     И вот недавно стоит он на Бен-Иегуде, поет. Подходит к нему старый человек, по виду - рав из религиозного района Меа-Шеарим.
Слушал, слушал, смахнул слезу, бросил в Петину кепку пять шекелей и говорит - на идиш, разумеется - ведь ультрарелигиозные евреи в быту не говорят на иврите, считая этот язык святым:
     - Сын мой, - говорит старик, - тебе бы стоило надеть кипу.
     На что ему Петя, тоже на идиш, отвечает:
     - Да кипу надеть дело-то нехитрое, только это нечестно, ведь я - гой!
     А старик покачал головой и говорит:
     - Сын мой, ты не понял. Я сказал надеть кипу, а не снять штаны!

 Вообще, Петя - человек честный до оскомины - время от времени попадает в такие, вот, забавные ситуации, из которых выбирается, как правило, с величайшим достоинством. Он и рассказывает о них без тени улыбки, гордясь своей уникальностью.
     Иду, рассказывает, как-то вечерком, тихой улочкой в религиозном районе Геула. Вдруг из дверей маленькой синагоги выскакивает немолодой еврей, хватает меня за руку и выпаливает на идиш:
     - Друг, как хорошо, что ты подвернулся! У нас не хватает человека для миньяна. (миньян, как известно - необходимое число мужчин для совместной молитвы).
     Петя, как человек, повторяю, честный до отвращения, говорит ему - я, мол, вам, благородным иудеям, не гожусь, я - гой. Диалог, напоминаю, происходит на идиш. А на каком еще языке могут говорить два прохожих в Геуле!
     Тот отмахивается, досадливо, так:
     - Ну так что, подумаешь! Молиться умеешь?
     - Умею, конечно!
     (Спрашивается: - почему "конечно!"?)
     - Пошли!
     И знаете, рассказывает Петя, зашли мы в эту маленькую синагогу, и так душевно помолились!

     В то же время Петя настаивает на исконном своем вероисповедании, что выглядит комично, ведь он гораздо больший еврей, чем многие представители нашей московско-ленинградской интеллигентской публики. Но очевидно, ему это необходимо для ощущения значительности и отдельности своей неповторимой личности.
     Вхожу в автобус, вижу Петю, развернувшего огромную толстенную старую книгу на иврите. Выясняется, что это талмуд с комментариями Раши.
     - Вот! - говорит пьяненький Петя важно, кивая на страницу, - Это кладезь мудрости, настоящая сокровищница. Вообще, если бы я был евреем, я бы стал сатмарским хасидом. Но я - христианин... (Я при этом помалкиваю, стараясь не встревать в Петины, слишком для меня экстравагантные, рассуждения).
     - Да, я христианин! - продолжает он, возбуждаясь. - Вот только во что никогда не поверю - так это в то, что Иисус Христос - сын Божий. В это ни один здравомыслящий человек никогда поверить не сможет.
     Несколько секунд я оторопело вглядываюсь в его высокомерную улыбку и, наконец, кротко спрашиваю:
     - А во что вы, Петя, верите?
     - Как, во что! - восклицает он, - в единого всемогущего Бога!
     - Тогда вы, Петя, еврей, - тихо и твердо говорю я тоном, каким онколог сообщает пациенту роковой диагноз.