В конце 1920-х годов в репертуаре Л.О.Утёсова появилась песня, быстрозавоевавшая широкую популярность. Исследователи считают, что это была
переделка старой, ещё царских времён, песни каторжан. Но текст этой
старой песни восстановить не удалось.
В 1932 году песня вышла на пластинке и пошла по всей стране.
В первоначальном (Утёсовском) варианте она начиналась так:
С вапнярского кичмана
Сорвались два уркана,
Сорвались два уркана на Одест.
В Одесте на малине
Они остановились,
Они остановились, наконец.
Слово "вапнярский, по-видимому, происходит от старославянского
"вапна", что значит "известь"; очевидно кичман (тюрьма) был побеленный. Уркан - уголовник. "Одест" - блатное наименование Одессы. "Малина" -
притон.
Как это всегда бывает, популярная песня обросла новыми вставками, и
появились новые варианты. В новых вариантах появились "махновцы-партизаны", появился вопрос "за что мы воевали". Утёсов пел с новыми вставками. Естественно, это не понравилось советской цензуре, и песню запретили. Но, что не позволено свинье, позволено Цезарю.
В 1936 году Утёсов выступал на правительственном концерте в честь беспосадочного перелёта Валерия Чкалова до острова Удд. И, по просьбе Чкалова, с личного разрешения Сталина, Утёсов спел запрещённую песню. После этого запрет, естественно, был снят.
Песня снова была запрещена в 1950-е годы.
Кстати, у летчиков знаменитой эскадрильи, которые послужили прототипами для героев фильма «В бой идут одни старики», «коронной» песней в их военном ансамбле была вовсе не «Смуглянка», а именно «С одесского кичмана». Узнав об этом, певец подарил им приобретенный на свои средства истребитель «Леонид Утесов».
Вновь запрещённую песню включил в свой репертуар Аркадий Северный, и песня продолжала жить.
Вот один из вариантов текста.
С одесского кичмана
Сорвались два уркана,
Сорвались два уркана в дальний путь.
В вапняновской малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.
Один, герой гражданской,
Махновец партизанский,
Добраться невредимым не сумел.
Он весь в бинтах одетый
И водкой подогретый,
И песенку такую он запел:
«Товарищ, товарищ,
Болять-таки мои раны,
Болять мои раны у боке.
Одна же заживаеть,
Другая нарываеть,
А третия застряла в глыбоке.
Товарищ, товарищ,
Скажи моёй ты маме,
Шо сын её погибнул на посте.
И с шашкою в рукою,
С винтовкой — у другою,
И с песнею весёлой на губе.
Товарищ малахольный,
Зарой ты моё тело,
Зарой ты моё тело в глыбоке.
Покрой могилу камнем,
Улыбку на уста мне,
Улыбку на уста мне сволоке.
За що же ж мы борёлись?
За що же ж мы стрыждались?
За що ж мы проливали нашу кровь?
Они же ж там гуляють,
Карманы набивають,
А мы же ж подавай им сыновьёв!
Использованы материалы http://arkasha-severnij.narod.ru
