" Когда приходит пора диким уткам лететь в дальние страны, на всем их пути прокатывается по земле тревожная волна. Домашние утки, словно притянутые летящим треугольником, неуклюже подскакивают и хлопают крыльями. Клики тех, в вышине, пробуждают и в них что-то давнее, первобытное. И вот мирные обитательницы фермы на краткий миг становятся перелетными птицами. И в маленькой глупой голове, только и знающей что жалкую лужу, да червей, да птичник, встают нежданные картины - ширь материков, очертания морей, и манит ветер вольных просторов. Утка и не подозревала, что в голове у нее может уместиться столько чудес, - и вот она хлопает крыльями: что ей зерно, что ей червяки, она хочет стать дикой уткой."Наука глубокомысленно расскажет о инстинктах, сошлётся на труды физиологов, накидает кучу терминов, пробормочет что-то о генетической памяти. И, если вы попросите объяснить, что это за зверь такой - генетическая память - она повторит то, что уже сказала, другими словами. Не обижайтесь, она сама не знает, что это такое.
я завел в Джуби.
У нас у всех там были газели. Мы держали их в просторном загоне, обнесенном проволочной сеткой, чтоб у их было вдоволь воздуха, ведь газели очень нежны, и надо, чтоб их постоянно омывали струи ветра. Но все же, если поймать их еще маленькими, они живут и в неволе и едят из рук. Они позволяют себя гладить и тычутся влажной мордочкой тебе в ладонь. И воображаешь, будто и впрямь их приручил. Будто уберег их от неведомой скорби, от которой газели угасают так тихо и так кротко.
А потом однажды застаешь их в том конце загона, за которым начинается пустыня, они упираются рожками в сетку. Их тянет .туда, как магнитом. Они не понимают, что бегут от тебя. Ты принес им молока - они его выпили. Они все еще позволяют себя погладить и ласковей прежнего тычутся мордочкой тебе в ладонь. Но едва их оставишь, они пускаются вскачь, как будто даже весело, и вот уже снова застаешь их на том же месте в конце загона.
И если не вмешаться, они так и останутся там, даже не пытаясь одолеть преграду, - просто будут стоять, понурясь, упершись рожками в сетку, пока не умрут. Быть может, для них пришла пора любви? Или попросту им непременно надо мчаться, мчаться во весь дух? Они и сами не знают. Они попали в плен совсем крохотными, еще слепыми. Им не знакомы ни приволье бескрайних песков, ни запах самца. Но ты понятливей их. Ты знаешь, чего они ищут - простора, без которого газель еще не газель. Они хотят стать газелями и предаваться своим пляскам. Хотят мчаться по прямой - сто километров в час! - порой высоко взлетая, словно вдруг прямо из-под ног взметнулось пламя. Не беда, что есть на свете шакалы, ведь в том истина газелей, чтобы пугаться, от страха они превзойдут сами себя в головокружительных прыжках. Не беда, что есть на свете лев, ведь в том истина газелей, чтобы упасть на раскаленный песок под ударом когтистой лапы!
Смотришь на них и думаешь: их сжигает тоска. Тоска - это когда жаждешь чего-то, сам не знаешь чего... Оно существует, это неведомое и желанное, но его не высказать словом.
Ну, а мы? Чего не хватает нам?"
Использованы фрагменты А. де С. Экзюпери "Планета людей".