Давным-давно на берегу Средиземного моря... Нет, это сейчас я на берегу Средиземного моря. А тогда я жил-
был в Харькове. И был у меня знакомый, мать которого работала в
гастрономе кассиршей.
И в один прекрасный день случилась неожиданная (как всегда)
проверка. В магазин вошли проверяющие, один из которых сразу
подошёл к кассе. И его мать не успела спрятать лишние деньги.
Порядок был такой: если в кассе недостача, кассир мог
восполнить её из "своих" личных денег. Ну, а если лишние деньги...
Если немного - увольнение, если много - под суд. Она попыталась
откупиться, но не удалось, не взяли. Ей повезло - дело было утром,
и лишних денег в кассе было немного. Она вылетела с работы и
пару месяцев сидела дома, потом устроилась работать в другой
магазин.
Проверками занимался ОБХСС - отдел борьбы с хищением
социалистической собственности. Эта аббревиатура наводила
страх. У работников торговли был тост: "Выпьем за то, чтобы у нас
всё было, и чтобы нам за это ничего не было!" Иногда удавалось
откупиться, но чаще - нет.
За хищения грозил срок, а если в особо крупных размерах - вышка, потому что это рассматривалось как
подрыв экономической мощи страны.
Иосиф Виссарионович, как известно, вёл скромный образ жизни и не давал чиновникам распевать: "Ой, мама, шика дам". И это не благодаря свойствам его характера, это была идеологическая установка, стратегия.
Когда Красная армия в 1944 году переходила границу, он издал приказ, запрещающий грабежи, мародёрство, своеволие по отношению к немцам и их союзникам. "Гитлеры приходят и уходят, а народ немецкий, государство немецкое остаётся". Конечно, это было не от высоких моральных качеств, не из гуманных соображений. Он понимал, что не надо добавлять ненависти к победителям, ведь предстоит "приручение " немцев.
Запрещено было и разграбление немцев. Пограничники конфисковали барахло, которое везли домой победители.
Однажды к Сталину приехал из Германии генерал-полковник с докладом об обстановке в оккупированной Германии. Сталину доклад понравился. Генерал, видя его хорошее расположение духа, решился на просьбу.
-Товарищ Сталин, пожалуйста, распорядитесь, чтобы мне вернули кое-что, отобранное на границе.
-Вы напишите рапорт, я наложу резолюцию.
Генерал вынул заранее приготовленный рапорт. Сталин наложил резолюцию. Генерал просиял и рассыпался в благодарностях. А потом прочитал резолюцию: "Верните полковнику его барахло".
-Товарищ Сталин, описка: я не полковник, а генерал-полковник.
-Нет, там всё правильно написано. Можете идти, полковник.
Сегодня всё это воспринимается как анекдоты. Но я помню время, когда милиция реально и бескомпромиссно боролась с преступностью и вела профилактическую работу, ОБХСС боялись, как огня, суды были неподкупные, а хозяев заставляли убирать мусор и подметать улицу перед своим домом.
"Парадокс нашей истории состоит в том, что самые тяжелые ее периоды впоследствии, в исторической ретроспективе, воспринимаются ностальгически. Который уже раз чаемое нами "светлое будущее" оказывается хуже прошлого! И чем больше новый строй хулит прошлое, чтобы создать более выгодный фон для собственных достижений, тем контрастнее выступают, сталкиваясь, две правды: народная правда, изобличительная в отношении настоящего, и идеологическая правда "министерства правды", неустанно изобличающего наше далекое и не столь далекое прошлое. 50-летие со дня смерти И.В. Сталина — яркий повод для нового столкновения этих "правд".
В господской, либеральной оптике, Сталин — азиатский деспот, душитель свобод, имперский притеснитель национальных меньшинств, в оптике народного восприятия — строитель великого государства, защитник национальных интересов и державного порядка, победитель самых грозных врагов России и гарант ее будущего. Однако создается впечатление, что в этом столкновении либеральных и нелиберальных оценок нет настоящей аналитической глубины — мешают поспешная идеологизация и клишированность. К счастью, наряду с языком и идеологией, агрессивно колонизующей действительность, существует еще и обыденный язык — прибежище немудреных и невымученных жизненных смыслов, пробивающийся, как трава сквозь асфальт. Как обозначается "феномен Сталина" на этом обыденном народном языке? Всем известно, что в этой связи упоминается имя Отца."
Так пишет в статье О Державнике-Отце и либеральных носителях "эдипова комплекса" Александр Панарин. И, хотя с момента опубликования статьи прошло 10 лет, ничто не изменилось за это время. Я прочитал с большим интересом.