"Читая “Облако в штанах”, обращаешь внимание на одну особенность. В первой главе рассказывается о Марии, о любви, которая только начинается (“Будет любовь или нет? Какая — большая или крошечная?”). В четвертой главе — снова Мария, но любовь совсем иная (“а я — весь из мяса, человек весь — тело твое просто прошу”... ).Лиля Юрьевна (Брик) рассказала, что вначале вторая Мария звалась “Сонка” — это уменьшительное имя от “Софьи”.
Я писал раньше, как Маяковский "увёл" Сонку от К.Чуковского. Это она и присутствует незримо в четвёртой главе "Облака". - Софья Сергеевна Шамардина, татарская девушка двадцати лет.
Наличие двух разных имён в одной лирической поэме не вязалось, и Маяковский превратил её в Марию. Получился этакий собирательный образ. Это было логично ещё и потому, что "Облако" - остро-социальная поэма ("долой вашу любовь, долой ваше искусство, долой ваш строй, долой вашу религию - четыре крика четырёх частей"), а не копание в себе, как было свойственно символистам.
О Софье Сергеевне известно не так уж много. В 1913 году она приехала из Минска в Петербург учиться. Умная, увлекающаяся, ищущая, она дружила со многими поэтами, литераторами, артистами, художниками: К.Чуковским, В.Хлебниковым, И.Северяниным, братьями Д. и В.Бурлюками. И Маяковским.
" Ехали на извозчике. Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснёт звезда. И вот тут же, в извозчичьей пролётке, начало слагаться стихотворение: "Послушайте, ведь если звёзды зажигают, значит, это кому нибудь нужно?..." Потом говорит: "Получаются стихи. Только не похоже это на меня. О звёздах! Это не очень сентиментально? А всё-таки напишу. А печатать, может быть, не буду". Но печатать всё же решился".
"...когда моя дружба с Маяковским приняла характер отношений, не совсем приемлемых для общепринятой морали (скажем так), я очень старательно избегала встречи с Чуковским, чтоб не пришлось ему все рассказывать. Я перестала к нему заходить в дни его приезда в Питер в его номерок в «Пале-Рояле», где он, бывало, довольно уныло жевал сырую морковку и тонким голосом говорил о пользе ее."
Но Чуковский её всё же разыскал.
"Пришлось исповедоваться. Теперь-то я знаю, что не нужно было этого делать. В развитии дальнейших наших отношений с Маяковским нехорошую роль сыграл К. И. со своей бескорыстной «защитой» меня от Маяковского.
Тут была даже клевета (хотя, может быть, он и сам верил в то, что говорил)".
Чуковский спросил: " Тебе не страшно иметь ребёнка от сифилитика?"
Вспоминает Л.Брик.
" В 1914 году Максиму Горькому передали, что несколько лет назад Маяковский якобы соблазнил и заразил сифилисом женщину. Речь шла о “Сонке”. Поверив этой клевете, великий гуманист Горький пришел в негодование и стал во всеуслышание осуждать Маяковского. Но сам Маяковский отнесся ко всему этому довольно просто: “Пойду и набью Горькому морду”.А я сказала:
— Никуда ты не пойдешь. Поедем мы с Витей (Шкловским).
Горького я спросила:
— На каком основании вы заявили, что Маяковский заразил женщину?
Горький сначала отказался".
Шкловский потом очень весело и увлеченно говорил , что было дальше:
" — Ну, тут я ему выдал! Горькому деваться было некуда. Он стал ссылаться на кого-то, но назвать имени так и не смог".
Эта история не просто “отложила отпечаток” на отношения Маяковского и Горького. Она явилась началом долголетней вражды двух писателей, которая уже не прекращалась. Примирения быть не могло.
После смерти Маяковского была проведена медицинская экспертиза, которая однозначно установила, что никакими венерическими болезнями он никогда не болел.
Но Сонка испугалась.
"Во всяком случае, старания К. И. возымели свое влияние на сугубо личные мои отношения с Маяковским. Не хочется об этом вспоминать. Помню свое глупое, гадкое, отвратительное поведение, когда избегала встреч с Маяковским".
"Дальше следует тяжелая полоса моих петербургских дней, закончившихся уничтожением будущего ребенка. И это тогда, когда у меня загорелась такая жажда материнства, что только боязнь иметь больного урода заставила меня согласиться на это. Это сделали «друзья». Маяковского видеть не хотела и просила ничего ему обо мне не говорить".
Но они время от времени встречались, и Маяковский впоследствии даже подарил её мужу книгу своих стихов с дарственной надписью.
Пишет З.Паперный.
"Софья Сергеевна Шамардина после революции становится партийным и советским работником. Еще Маяковский веселился: “Сонка — член горсовета!” Однако в советской стране занимать руководящую должность столь же почетно, сколь и опасно. В 1937 году Шамардина была арестована. В России в таких случаях не спрашивают: за что? Чаще задают совсем другие вопросы, например: “А почему Эренбурга не арестовали?” “Сонка” провела в заключении семнадцать лет. И вот однажды, когда я пришел к Лиле Юрьевне, она представила мне пожилую женщину, с очень добрым, усталым и — это было видно — некогда очень красивым лицом:
— Софья Сергеевна Шамардина.
Когда она вышла на свободу, Лиля Брик помогла ей всем, чем только могла — и духовно, и материально... Она вела себя по отношению к этой многострадальной женщине по формуле: мой дом — ваш дом. Помню 1978 год, добровольный уход из жизни Лили Юрьевны. И как о ней говорила на поминках Софья Сергеевна... В ее речи путались отчаяние и благодарность, слова и слезы".
До ареста Шамардина вышла замуж за И.А.Адамовича, идейного большевика, "верного ленинца". Он был начальником Акционерного Камчатского Общества, а в 1937 году стал "японско-троцкистским шпионом, врагом трудового народа". 22 апреля он застрелился. Шамардина уехала в Москву, но... стала ЧСВН (член семьи врага народа).
Она умерла в пансионате старых большевиков в Переделкино в 1980 году, там же и была похоронена. Близких родственников у неё не было.