Сейчас давайте посмотрим на него не как на учёного, а как на живого человека, с его горестями и печалями, радостями , слабостями, приверженностями.
Последние 10-15 лет жизни Хайям провел в уединении в Нишапуре. Он мало общался с людьми. Историк Бейхаки пишет: "Был скуп в сочинении книг и преподавании..."
Прославься в городе - возбудишь озлобленье,
А домоседом стань - возбудишь подозренье.
Не лучше бы тебе, хотя б ты Хызром был,
Ни с кем не знаться, жить всегда в уединеньи?
Последние годы жизни Хайяма были нелегки.
Трясу надежды ветвь, но где желанный плод?
Как смертный нить судьбы в кромешной тьме найдёт?
Тесна мне бытия печальная темница, -
О, если б дверь найти, что к вечности ведёт!
Его рубаи поражают предельной ёмкостью, простотой изобразительных средств,гибким ритмом, лаконичностью, простотой. "Чтобы словам было тесно, мысли просторно"!
Маленькая книжица его стихов живёт на его родине и в других странах, переходит из века в век, из страны в страну (однажды побывала даже на вершине Эвереста), будоражит мысли, заставляет спорить и рассуждать о мире,о жизни, о счастье, срывает маску со святош-ханжей.
Хайям высоко ценит человека.
Цель творца и вершина творения - мы.
Мудрость, разум, источник прозрения - мы.
Этот круг мироздания перстню подобен.
В нём гранёный алмаз, без сомнения, - мы.
Он ценит радости жизни. Кроме науки, он любит вино.
Гора, вина хлебнув, и та пошла бы в пляс.
Глупец, кто для вина лишь клевету припас!
Ты говоришь, что мы должны вина чураться?
Вздор! Это дивный дух, что оживляет нас!
Ты сердце бедное моё, господь, помилуй,
И грудь, которую томит огонь постылый,
И ноги, что всегда несут меня в кабак,
И руку, что сжимать так любит кубок милый!
Растить в душе побег унынья - преступленье,
Пока не прочтена вся книга наслажденья.
Лови же радости и жадно пей вино,
Жизнь коротка, увы! Летят её мгновенья.
День завтрашний -увы! - сокрыт от наших глаз.
Спеши использовать летящий в бездну час.
Пей, луноликая! Как часто будет месяц
Всходить на небеса, уже не видя нас.
Мы пьём не потому, что тянемся к веселью,
И не разнузданность себе мы ставим целью.
Мы от самих себя хотим на миг уйти,
И только потому к хмельному склонны зелью.
Вино - не единственная слабость Хайяма. Он очень любит женщин.
В тот час, как свой наряд фиалка расцветит,
И ветер утренний в весенний сад влетит,
Блажен, кто сядет пить вдвоём с сереброгрудой
И разобьёт потом бокал о камень плит.
Чьё сердце не горит любовной страстью к милой,
Без утешения влачит свой век унылый.
Дни, проведённые без радости любви,
Считаю тягостью ненужной и постылой.
Когда-нибудь, огнём любовным обуян,
В душистых локонах запутавшись и пьян,
паду к твоим ногам, из рук роняя чашу
И с пьяной головы растрёпанный тюрбан.
Иногда он любуется красотой мира.
Когда пред утренней зарёй дрожит тюльпан,
И низко до земли фиалка клонит стан,
Любуюсь розой я - как тихо подбирает
Бутон свою полу, дремотой сладкой пьян!
Но, испытав немало трудностей и разочарований, Хайям стал пессимистом. Пессимизмом проникнуто всё его творчество. Даже когда он пишет о том, что он любит, В стихи врывается горечь и безнадёжность. Как на еврейской свадьбе разбивают бокал в память о разрушенном храме, чтобы не забывали даже во время радостного события! (А вы думали, - "на счастье?)
Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чём нашей жизни смысл? Он нам не постижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах. А где, скажите, дым?
Жизнь отцветает, горестно легка.
Осыпется от первого толчка.
Пей! Хмурый плащ луной разорван в небе.
Пей! После нас луне сиять - века.
Пускай ты прожил жизнь без тяжких мук - что дальше?
Пускай твой жизненный замкнулся круг - что дальше?
Пускай, блаженствуя, ты проживёшь сто лет
И сотню лет ещё - скажи, мой друг, что дальше?
Один Телец висит высоко в небесах,
Другой своим хребтом поддерживает прах.
А меж обоими тельцами - поглядите -
Какое множество ослов пасёт Аллах!
При жизни Хайяма его стихи не были известны - истовые мусульмане могли и убить его за непочтительность к Аллаху.
То не моя вина, что наложить печать
Я должен на свою заветную тетрадь.
Мне чернь учёная достаточно знакома,
Чтоб тайн своей души пред ней не разглашать.
.
