Я не знаком с психологией бушменов, дагонов, аборигенов Австралии или пигмеев. О них я ничего не могу сказать. И я обратился к доступным мне источникам. Вот как описан первобытный человек, ещё гомо еректус, слабо отличающийся от обезьяны, но уже имевший зачатки разума, в текстах древних шумеров (в них говорится о встречах с ним аннунаков - шумеров тогда ещё не существовало).
Шерстью покрыто все его тело, Подобно женщине, волосы носит, Пряди волос как хлеба густые; Ни людей, ни мира не ведал, Одеждой одет он, словно Сумукан. Вместе с газелями ест он травы, Вместе со зверьми к водопою теснится, Вместе с тварями сердце радует водою.
Я вырою ямы — он их засыплет,
Я поставлю ловушки — он их вырвет,
Из рук моих уводит зверье и тварь степную…
Древний автор поэмы приводит необыкновенно точное описание человекообразной обезьяны: покрытое шерстью существо, которое ведет кочевой образ жизни, одевается в листья и теснится у водопоя вместе с другими животными. В то же время это существо обладает зачатками разума — оно умеет рвать силки и закапывать ямы-ловушки. Другими словами, оно защищает своих собратьев из животного мира от охотников. Археологи нашли большое количество рисунков с изображением этой лохматой человекообразной обезьяны, стоящей рядом с другими животными.Значит , этот первобытный человек не боялся диких животных, а чувствовал их родство с собой, жил вместе с ними, защищал их. (Подробнее здесь )
А вот отношение к окружающему миру вождя индейского племени. Это 1854 год, примерно триста шестьдесят лет после открытия Америки.
Для моего народа каждая пядь этой земли священна. Каждая сверкающая сосновая шишка, каждый песчаный берег, каждый клочок тумана в темном лесу, каждая поляна и каждая мошка — все они святы для памяти и чувств моего народа. Сок, текущий в стволах деревьев, несет в себе память краснокожих.
Мы — часть этой земли, и она — часть нас самих. Душистые цветы — наши сестры, олень, конь, большой орел — наши братья, Горные вершины, сочные луга, теплое тело мустанга и человек — все они одна семья.
Журчание воды — это голос отца моего отца. Реки — наши братья, они утоляют нашу жажду. Реки переносят наши каноэ и кормят наших детей.
Разве это жизнь, если человек не может расслышать одинокий крик блуждающего огонька или ночной спор лягушек у пруда? Я — краснокожий, я многого не понимаю, индейцы предпочитают мягкое звучание ветра над водами пруда, запах этого ветра, омытого полуденным дождем и пропитанного ароматом сосновой смолы.
Для краснокожего воздух — сокровище, ибо одним дышит все Живое; и зверь, и дерево, и человек дышат одним дыханием.
Для нас воздух — сокровище, воздух делится своим духом со всем Живым. Тот ветер, который вдохнул дыхание в наших дедов, принимает их последний вздох.
Я — дикарь, я не могу думать иначе. Я видел тысячи мертвых бизонов в прериях — их оставил бледнолицый, стрелявший из проходящего мимо поезда. Я — дикарь, и я не могу понять, как дымящийся железный конь может быть важнее бизона, которого мы убиваем; можно оказаться на краю гибели. Что будет с человеком, если не станет зверей? Если все звери погибнут, люди умрут от полного одиночества духа. Что бы ни случалось с животными, это случается и с человеком. Все взаимосвязано.
Земля — наша мать. Что бы ни случалось с землей, это случается и с ее детьми. Когда человек плюет на землю, он плюет в самого себя.
Вот что мы знаем; все в мире взаимосвязано, как кровь, которая объединяет целый род. Все взаимосвязано. Что бы ми случалось с землей, это случается и с ее детьми. Не человек плетет паутину жизни — он лишь одна нить в ней. Если он делает что-то с паутиной, то делает это и с самим собой.
Зачем же мне оплакивать смерть своего народа? Племя — это всего лишь люди, ничего больше. Люди приходят и уходят, как морские волны.
Мы не понимаем, зачем нужно убивать бизонов, зачем приручать диких лошадей, зачем нарушать таинственные думы леса тяжелым запахом толпы людей, зачем пятнать склоны холмов говорящими проводами.
Где заросли? Их нет. Где орел? Его нет. Почему нужно прощаться с быстрыми пони и охотой7 Это конец жизни ...
Когда с этой земли исчезнет последний краснокожий, а памятью о нем будет только тень облака, парящего над прерией, в этих берегах и лесах по-прежнему сохранится дух моего народа, ибо он любит эту землю, как новорожденный любит сердцебиение матери. (полный текст )
И пусть тот, кто скажет, что
А откуда у нас такое представление о первобытных людях? Мне кажется, оно является проекцией нашей психологии на древних людей. Это мы боимся окружающего мира, мы не чувствуем себя его частью, мы боимся нашего жестокого и мстительного бога - ведь будет геенна огненная, наказание за грехи... А вот почему единый бог, пришедший на смену многим, оказался таким суровым, пытается объяснить С.Тиунов: "Первейшая задача начинающего бога - захватить внимание. Дать они многого не могут, остается, чтобы заставить думать о себе, отнимать" (с)
"...никакой "кары" ни от других богов, ни единоверцев язычник не боится и не ожидает..." (Отсюда)
Можно вспомнить и этрусков, не предавшихся горестным воплям по поводу своей неминуемой гибели, а мужественно и мудро, в полном соответствии с законами
Языческие боги не были тёмными и светлыми, каждый из них нёс и добро, и зло. Всё зависело от того, как и в каких случаях к ним обращались люди. Примеры этому в изобилии можно найти хотя бы в греческой мифологии или в индуизме. Вот, например, огнём мы согреваем и освещаем жилища, готовим еду, но при неправильном обращении с ним можно и пожар получить. Но мы же не боимся огня, мы просто стараемся правильно с ним обращаться.
Да нет, не нашёл я никакого страха перед миром у древних народов. Это у нас он есть. И не стоит мерить всех на свой аршин, как говорит русская пословица.