
Все записи - по метке "фонтанщики".
Видно, что Абдулла над чем-то напряжённо размышляет. Он не отходит от доски, что-то рисует, выбрасывает, рисует снова. Это продолжается довольно долго. Потом он подходит ко мне. Он взволнованно приглашает меня к своей доске и рассказывает, что нашёл способ спустить трубы с под давлением с плавучей полупогружной установки ППБУ.
Это похоже на фантастику. Известны только два случая в мировой практике, когда это было сделано, и оба раза работы проводились в полный штиль. Если же есть хотя бы небольшое волнение моря, эта задача считается неразрешимой. Полупогружные платформы работают на больших глубинах моря, превенторы располагаются на дне, герметизатор установить на дне невозможно, да и трубы на такой длине потеряют устойчивость. Спускаемая колонна из-за колебаний палубы будет тоже колебаться по вертикали, что делает невозможной работу шлипсовых катушек.
Абдулла - восточный человек. Он возбуждён, глаза его сверкают.
- Надо взять давление наверх!
И он рассказывает, до чего додумался. Надо спустить ещё одну колонну труб внутри водоотделяющей, она будет служить направлением для спускаемых труб, чтобы они не теряли устойчивость. Превенторы на дне открыть и пропустить давление в эту колонну. Установку для спуска труб смонтировать на палубе и стабилизировать её компесатором качки, который есть на любой полупогружной платформе.
Это решение на грани гениальности. У меня нет слов. Я не уверен, что это вполне реально, но доверяю его опыту. Мне кажется, что он и сам не вполне уверен в правильности идеи. Такая разработка большая и сложная, потребует отдачи сил и времени. Я рисую схему, и мы летим в Баку, к опытным "морякам".
***
Абдулла уже узнал по своим каналам, к кому нам надо обратиться. Мы приходим в Главное управление по добыче нефти и газа, к начальнику отдела, которого зовут Ариф Хорсоф оглы Бабаев. Это невысокий черноглазый красивый мужик. Мы представляемся и говорим, что приехали в командировку. Он тут же кричит:
- Зульфия, чай!
И спрашивает, где мы остановились. С этим вопросом у нас в Баку проблем нет - нас всегда принимают в Каспийской военизированной части (КВЧ) наши коллеги. Тем временем Зульфия приносит чай, и только потом (это восток!) Бабаев спрашивает, какое у нас дело к нему.
Мы просим его о двух вещах: нам надо попасть на двое суток на полупогружную установку и после этого организовать совещание специалистов по морскому бурению.

Он действует молниеносно. После нескольких звонков по телефону от говорит, что завтра мы должны быть в 8 утра в служебном аэропорту и обратиться к диспетчеру по отправке пассажиров, а через два дня назначено совещание в 8.30 утра.
Аэропорт маленький и убогий. Это небольшое одноэтажное здание и вертолётная площадка. Диспетчер извиняется, что не может отправить нас первым рейсом (!), и мы летим вторым.
Мы пролетаем над Нефтяными камнями - сетью стационарных платформ вблизи от берега, соединённых эстакадами, по которым движутся грузовики. Целый город; наверное, единственное в мире сооружение такого рода. Сверху отчётливо видно, что от каждой вышки в море тянется маслянистый шлейф. Во что превратили Каспий?
Установка ближе к туркменскому берегу, мы перелетаем почти всё море. Огромное сооружение, главная палуба на высоте метров 25 над морем. Установка покоится на шести гигантских колоннах, уходящих под воду, где они соединены двумя понтонами, выполняющими роль поплавков. Не то плавучий город, не то завод, и трудится на нём, как мне кажется, человек 200. Самая высокая точка - буровая вышка, её высота - 43 метра, грузоподъёмность - 500 тонн.
Бабаев позаботился: нас ждут и даже приготовили двухместную каюту. Очевидно, кого-то потеснили, потому что на море свободных мест, тем более кают, не бывает. Палуба неподвижна - волнение моря небольшое, - но иногда ощущается на несколько секунд дрожание корпуса, это включаются двигатели подработки, чтобы установка не дрейфовала.
Мы переодеваемся и сразу идём в буровую. Измеряем расстояние между опорами вышки - 10м. Записываем технические данные компенсатора качки. Осматриваем металлоконтрукции и оборудование - как станет установка для спуска труб, откуда можно смонтировать переходные площадки, где установить оттяжные ролики для каната лебёдки, каким должен быть жёлоб для подъёма труб, ведь в предельном случае колебания палубы достигают 1,5 метра, и нам предстоит соединить эти качели с нашей неподвижной установкой.
В конце концов, мы приходим к выводу, что, хоть задача и непростая, решить её можно.
Нас кормят ужином. Смеркается. Абдулла встретил своего знакомого и уходит с ним, а я от нечего делать иду в кают-компанию. Она на удивление небольшая (а, может, их несколько?). Там работает телевизор, люди играют в шахматы, шашки, нарды. На меня никто не обращает внимания, и я смотрю передачу из Баку.

Показывают певца, исполняющего мугамы. Это совершенно чуждое и непонятное мне искусство, и я слушаю просто от нечего делать. Но через несколько минут моё отношение меняется. Я вдруг начинаю слышать что-то первичное, глубокое, невероятно при этом сложное. Мастерство исполнителя поражает, так же, как диапазон его голоса. Голосовые трели, в которых слышится трагедия жизни, порывы к борьбе, горечь неразделённой любви, ярость воина... Эти чувства невозможно передать словами, а звуки - втиснуть в "хорошо темперированный клавир". Я пьянею и уже готов слушать его часами, но приходит Абдулла и зовёт идти спать. Я киваю на телевизор, и он понимающе усмехается:
- А, мугам...
Утром мы не вылетаем, Абдулла хочет осмотреть установку, да и мне это полезно - не всегда есть возможность попасть на это чудо.. Нас ведут в дизельную. Это большое помещение, в котором в ряд стоят пять дизель-генераторов. Меньшая часть помещения отделена перегородкой с огромными стёклами, за перегородкой стоят пульты управления, за ними сидят люди. Шум за перегородкой намного слабее, и я думаю, что, если бы Абдулла мог в своё время работать так, он бы сохранил слух.
Он рассказывал, что как-то на медкомиссии его хотела забраковать молоденькая медсестра - он не слышал произносимых шёпотом цифр. Но тут вошёл немолодой врач. Она сказала:

- Я не могу его пропустить, он не слышит шепотную речь.
На что Абдулла ответил:
- Доктор, посмотрите на меня. Мне уже давно никто ничего не шепчет.
- Вы кем работаете?
- Главный механик СПБУ.
- Пропускай, они все глухие.
Потом мы спускаемся куда-то вниз лифтом и попадаем в большой зал, где установлены насосы. Сопровождающий нас механик говорит, что сейчас мы находимся на 12м ниже уровня моря. Ага, мы спустились в ногу установки. Когда мы поднялись наверх, Абдулла увидел на какой-то стенке ржавчину. Он показывает её механику и говорит, что установку уже давно пора красить. Механик мрачно говорит:
- Знаете, сколько краски надо, чтобы покрасить установку?
Абдулла знает, ему приходилось. Потом он сказал мне, что надо несколько тонн. А сейчас он говорит механику, что всё равно красить придётся, установка дороже краски.
Я замечаю, что на море появились барашки, значит, волнение достигло трёх баллов. Но Абдулла отмахивается. Ему ли, пережившему жестокий шторм в Северном море, когда установка чудом не перевернулась, реагировать на несчастных три балла? Через полчаса я говорю ему, что ветер крепчает, а вертолёт летает до скорости ветра 25 м/сек. Надо сматывать удочки, если мы не хотим застрять на установке на неопределённое время. И мы идём в каюту собирать вещи. Ответственный за питание отрицательно машет руками - он не берёт с нас денег за еду. Абдулла говорит:
- Я знал, что он не возмёт. Но предложить надо было.
Он прав.
Мы успеваем улететь предпоследним рейсом.
***
Утром на совещание собралось человек 20. Мы развешиваем схемы, и Абдулла рассказывает суть идеи. Он может это сделать лучше меня, так как отлично знает оборудование установки, да и идея принадлежит ему.
Когда он закончил, в помещении установилась мёртвая тишина, как в театре после потрясающе талантливого спектакля. Потом - взрыв голосов, три человека подскочили к схеме, чтобы разглядеть её вблизи. Командир технического отряда КВЧ повернулся к главному инженеру:
- Что я говорил?!
Тот насмешливо смотрит на него:
- А что ты говорил?
В ответ - молчание. Наверное, ничего не говорил.
Мы привозим в часть заманчивое предложение бакинцев: они платят нам за рабочие чертежи 100 000 тыс. рублей, изготовление берут полностью на себя, для испытаний согласны остановить на 3 дня работы на установке. Часть может хорошо заработать!
Когда я рассказываю всё это Рымчуку, он иронично смотрит на меня. Я не понимаю - он что, не верит бакинцам? Не в этом дело, бакинцам он верит. Он не верит министерству.
- Все деньги останутся в Москве.