Пускай мужской инстинкт почти уже уснул,
Умён ты и богат, но всё ж спасенья нет:
Ведь бабушку - прими полиции привет -
Лет пятьдесят назад за попу ущипнул.
Игорь Хентов
— Нет, не могу я на это спокойно смотреть, — сказал мой друг Вилли, когда мы уселись за столик в ресторане и уставились на большой телеэкран над баром, — это-ж ужас какой-то! Они ревут перед телекамерами, слезами умываются, эти бабуси. Просто сердце щемит на них глядеть, на бедняжек этих…
— А что их так разобрало на старости лет? Чего они убиваются? — спросил я.
— А ты послушай о чём их страдания, тогда поймёшь. Вот эта мордатая бабка, гляди, как она захлёбывается, как слёзки бумажной салфеткой с косметики стирает. Слышишь, на что жалуется? Оказывается сорок лет назад — нет ты не ослышался, я сказал сорок - этот политик с седыми усами и в ковбойской шляпе, вон он там на фото в верхнем углу, он тогда сорок лет назад был молодым холостяком и гулякой. Так вот он эту мордатую, что ныне в слезах, как-то в порыве эмоций ущипнул за задницу, один лишь разок. Ну не знаю зачем он это сделал — может она тогда была на вид и ощуп поаппетитнее, чем сегодня, да и он, наверняка был в те годы парень хоть куда. Да и нравы тогда было не такие ханжеские, как сегодня.
Ну ущипнул и ущипнул, велико дело! Молодость, гормоны играют, было бы о чём говорить! Я даже допускаю, что она при этом взвизгнула, не то от боли, не то от радости — поди сейчас узнай. Так он, этот негодник усатый, представь себе, ущипнуть-то ущипнул, но дальше в нужном направлении не продвинулся, не стал её домогаться, даже погулять не пригласил. Уверен, она по этому поводу сильно огорчилась и затаила на него в душе хамство. На том они и распрощались, жили своими жизнями все сорок лет, как могли, пока он не остепенился и не стал знаменитым политиком, да при деньгах. Вот тут-то она и вспомнила про тот щипок. Кабы он по жизни получился работягой и без больших денег, она бы про этот пустячок и не вспомнила. Но он-то вышел в люди, стал известной личностью, а тут как раз в Америке открыли охотничий сезон на сексуальных приставал, тут она и вспомнила. И щипок вспомнила, и что затем ею пренебрёг, тоже.
А дальше что? Своих-то мозгов у неё явно не достанет, что с этим старым щипком делать, но всегда найдётся знаток, который сообразит, как из этого можно извлечь выгоду. Объявился какой-то адвокатишко, а может даже открыл кошелёк сам мистер Сорос, которому надо для своих грязных амбиций этого политика, что в ковбойской шляпе, сковырнуть. Сорос любит свои миллиарды втихаря тратить на развал этой страны и пропихивания наверх тех, кто ему послушен. Я не знаю, может они даже эксперта по щипкам наняли чтобы исследовать её задницу, не осталось ли там отпечатков пальцев этого престарелого политика? Но за сорок-то лет задница быльём поросла, так что и не разглядишь. Впрочем, им это не важно, они эту мордатую бабусю всё равно нанимают, обучают денёк-другой, как перед камерой реветь — и пошло-поехало! Рыдает новоявленная актриса, античный щипок переживает, хоть Оскара ей давай.
Пронырливый адвокатик чует, что каша заварилась и готова уже к употреблению, значит время этого старого щипуна судить. Только суд — дело рискованное, поди докажи, щипал ли он её за задницу сорок лет назад, или это ей в мечтах примерещилось? Свидетелей-то нет. Он говорит «не щипал», она говорит «щипал». Кому верить? Но адвокатик и не хочет дело до суда доводит, он этого даже боится. Ему надо сговориться с другой стороной чтобы дело уладить до суда, договориться за кругленькую сумму. Такая у них, адвокатов, игра. Суд это ведь не для поиска справедливости, это как пугало, чтобы деньги высосать эффективнее.
Ну, а для ТВ и газет это тоже кормушка. Надо же о чём-то говорить и писать! На их счастье арабы постоянно терроризируют Европу и изредка Америку. Каждый такой случай кормит журналистскую свору лишь несколько дней, а о чём говорить потом, когда наступает затишье между стрельбой и наездами? Эта братия впадает в такое уныние, что доходит до крайности — начинает брать интервью друг у друга! К их счастью тут поспевает клубничка: кто до кого домогался, и каким способом, и что было, и чего не было. Золотая жила! Об этом можно говорить всегда и без остановки — плебсу подавай зрелища и ниспровержение богов, особенно таких, что отведали клубничку.
А потом, глядишь, каждый своё получит — бабуся заработает какую-то мелочишку на тряпки, адвокатик заграбастает кругленькую сумму, Сорос сковырнёт этого консервативного политика и своего пропихнёт, а бедный политик будет доживать свои дни, сидя в своей Алабаме на веранде в сраме и ковбойской шляпе.
Тут подошёл официант и принёс нам с Вилли по большой кружке пива с копчёными куриными ножками, которые в Америке поэтично называют «крылья буйвола». Вилли сдул с пива пену, отхлебнул, куснул буйвола за крыло и продолжил обрисовывать для меня своё видение американского политического развлечения под названием «сексуальное домогательство».
— Я тебе сейчас про это дело объясню, только ты здесь здравого смысла не ищи. Это вопрос клинический. Кто эти бабуси, которые много лет спустя начинают грустить, что к ним когда-то приставали, но в жёны не взяли? Это особая порода, таких поискать надо. Такой бабёнке радоваться бы, что она была привлекательна и нравилась. А если к ней даже приставали супротив её желания, так что за беда, она разве не знала слова «нет»? Не хотела бы — не приставали бы. Я тебе сейчас нарисую типичный портрет такой запоздалой жалобщицы. Начнём издалека.
Знаешь, как называется женщина, которая недомогает? И от чего она недомогает! Что с ней? Может голова болит, может язык износился. Это раньше было сложно диагноз поставить, а теперь просто — если она недомогает, значит её никто не домогается. Вот и всё. Одной бабе, что поумнее, на это плевать, она от такого недомогания своим умом вылечится и будет жить спокойно и счастливо. Другая, что поглупее, злится и просто себе места не находит. В основном злятся те дуры, которые не вышли, как говорится, ни рожей, ни кожей. Иными словами — не женщины, а крокодилки в юбках. Кто их будет домогаться кроме таких же крокодилов, как они? Хоть мужского пола, хоть женского, хоть даже среднего, который недавно тут у нас в либеральной Калифорнии узаконили. А если и ущипнули когда за задницу или за талию обняли — так это воспоминание на всё жизнь!
А вокруг столько удачливых и порой бесхозных мужиков — и тебе крупные менеджеры, и голливудские продюсеры, и всякие иные профессионалы вроде врачей или писателей, а есть даже сенаторы и конгрессмены. Они, эти мужики, ежели и будут кого домогаться, так не крокодилок, а уж таки-и-х женщин! Ого-го каких! Мы эдаких только на картинках видели и в мечтах. Ну ещё может таких красавиц, как твоя и моя жёны. Бедных крокодилок зло разбирает от ревности к своим более удачливым сёстрам, коих природа наделила и рожей и кожей и всеми прочими прибамбасами. Нет у крокодилок гормонального счастья, мне их даже жалко. Что им делать? Куда-то надо им свою кипучую энергию направить. Вот они чтобы себя занять ходят в турпоходы или кидаются в борьбу непонятно с кем и с чем. Или чего-то там спасают: то-ли планету, то-ли таёжную белую сову, или палестинский народ. Какая разница? — любая дурь годится. А иные, что ещё глупее, ударяются в феминизм. Всё по той же причине — никто их не домогается.
— Вилли, — перебил его я, — ты, мне кажется, насчёт крокодилок утрируешь. А что красивые женщины — их разве не домогаются? Я думаю, даже больше, и они тоже жалуются на приставания. Вот возьми Голливуд и этого продюсера Вайнштейна. У него-то рыльце точно в пушку по отношению к кинозвёздам…
— О, господи, — вздохнул Вилли, — ты разве не знаешь что Голливуд это бардак по определению? Голливуд — бардак, и любой театр или цирк — тоже всегда бардак. A что, Сенат не бардак? А Конгресс не бардак? Там где много мужчин с властью и деньгами и молодых женщин — всегда бардак. Всегда! Но поговорим о Голливуде, это нагляднее. Вот представь себе, приходит некая девица устраиваться на работу в публичный дом. Перво-наперво ей пытаются устроить тест чтобы определить профессиональную квалификацию, а она вдруг взбрыкивается: «я, — говорит, — девица, и такой желаю у вас остаться». Как думаешь, получит она там работу? Нет, не получит.
Теперь представь похожую ситуацию — актёрское агентство присылает дебютантку к такому всесильному продюсеру, как этот кабанчик Вайнштейн, а он её начинает лапать. Это у него такой способ отбирать таланты — кто может понять художника? Сукин сын, конечно, но ведь это бардак, как там без лапанья? Специфика производства, а у дебютантки дилема. Вариант первый: пусть себе лапает или даже кое-что позабористее затеет, но лишь бы дал роль. И тогда быть ей звездой. Другой вариант: топнуть ножкой и хлопнуть дверкой, но тогда звездой не быть. Что она, бедняжка, выбирает? Если топнет-хлопнет, поедет домой к маме. А если выберет стать звездой, значит её устраивает эта голливудская цена. И ещё это значит, что она была и есть шлюха, которая продаётся, лишь бы цена была подходящая.
Как продалась, становится у неё всё хорошо — она снимается в кино, звездит на Оскаре, гламурит на обложках журналов, публика её любит. Проходят годы. Внешность уже не та, ботокс и силиконовые накачки не помогают, ролей поубавилось или вовсе нет, публика забывать её стала. Никто никакую цену уж не предлагает — товар устарел. Что делать? Но вдруг адвокаты идею подают — суди этого негодника продюсера за то, что он много лет назад ей цену высокую назначил, а она с перепугу и жадности приняла. Гробь его, какой с него теперь прок? ТВ и газеты сразу крик поднимают, её имя опять на слуху. Ах как стало снова хорошо!Я тебе так своё мнение скажу. Он, продюсер этот, конечно сукин сын, и мне его ничуть не жалко, но и они, актриски эти, ему под стать. Все они в том бардаке одним миром мазаны. Так что от этой болтовни про приставания и сексуальный харассмент дурно пахнет, и особенно дурно пахнет от этих баб, которые через много лет вдруг ударились в слезы. Тем не менее, я считаю, что ежели такой властный приставала, когда ему говорят «нет», этого слова не понимает, а того хуже, если начинает ей мстить, вот его точно надо гнать поганой метлой. А если поприставал, отпор получил и всё забылось, да никакого зла ей не сделал, так что об этом даже говорить? Особенно через много лет. Зачем превращать нормальный человеческий флирт в цирк? Обществу от этого балагана один только вред.
Автор Яков Фрейдлин. Окончание здесь.