Есть в Тель-Авиве ("Весенний холм") очень известная улица Дизенгоф. Она названа в честь первого мэра города, который был одним из его основателей - Меир Янкелевич Дизенгоф. Его называли хозяином города.
Он родился в глубинке Бесарабии, и, после переезда с родителями в Кишинев, сумел сдать экзамены экстерном на аттестат зрелости, поступил на службу в царскую армию и – невиданное дело для еврея! – в 20 лет стал офицером и в этом качестве оказался в 1881 году в Житомире.
Здесь он стал членом кружка "Народная воля" и занялся революционной деятельностью. А ещё сдружился с городским раввином Шломо Бренером. А у Житомирского раввина, как вы уже догадались, была дочка. Звали ее Зина. Она была "такая тонкая, как шелковая лента; такая нежная, как севрская посуда; такая умная, как целый том Талмуда". Меир и Зина (она же в ивритском произношении Цина) полюбили друг друга.
Но!.. Меиру-Мише Дизенгофу шел в то время 22-й год, а Зине -Хае было только 11. И тогда, как и сейчас, дело пахло педофилией. И Меир сбежал в Одессу, где весь отдался революции. И в 1885 году угодил в тюрьму.
В тюрьме с ним произошёл душевный переворот, который происходил затем со многими евреями: теперь он увидел свое жизненное предназначение в служении еврейскому народу. И в 1886 году, сразу после освобождения, поехал в Кишинев, где основывал местное отделение общества "Ховевей Цион" ("Возлюбившие Сион"). Но по пути как бы ненароком заглянул в Житомир, в дом рава Бренера, и снова увиделся с Зиной. Ей уже было 15, она была чудо как хороша, и Меир ей явно нравился…
Но он снова одернул себя: нет, еще не время. Не время.Меир уехал в Париж, выучился в Сорбонне на инженера-химика, прошёл стажировку на стекольном заводе. В 1891 году он венулся в Россию и, конечно, снова появился в Житомире. На этот раз ему удалось объясниться с уже вполне взрослой Зиной. Он сделал ей предложение, но раввина Шломо Бренера такой брак дочери, похоже, явно не устраивал. И Меир уехал в Палестину: барон Ротшильд пригласил его стать директором завода по производству бутылок для разлива вина с его виноделен. Меир Дизенгоф буквально с нуля создал стекольный завод. Он как-то с ходу, мгновенно овладел арабским языком и стал своим среди местных арабов, что значительно облегчило ему работу по налаживанию производства. В числе его близких друзей оказался и местный шейх, а арабы, однажды заглянув в его лабораторию, начали называть его не иначе, как доктор – у кого же еще, как не у доктора может оказаться столько склянок с разными жидкостями и порошками.
Поэтому, когда у шейха заболела единственная и любимая дочь Фатима, он обратился к Дизенгофу с просьбой ее вылечить. Что именно сделал с девушкой Меир неизвестно, но спустя несколько дней она и в самом деле пошла на поправку – может быть, просто благодаря молодости.
Но еще через пару недель Фатима призналась отцу, что без памяти влюбилась в еврейского "доктора". Шейх безумно любил дочь, а потому вызвал Дизенгофа и сказал, что готов ради Фатимы на все – в том числе, на то, что объявить его своим зятем и наследником своего огромного состояния. Дизенгоф любезно поблагодарил друга за это предложение, но ответил, что у него уже есть невеста в России, а у евреев не принято иметь двух жен.
В это самое время Зина спешила к любимому (повидимому, сбежала из дому), и в 1893 году влюбленные встретились в Александрии, где тут же стали под хупу. Так что в Палестину Дизенгоф вернулся женатым человеком. Более того – его молодая жена ждала ребенка!
Дела между тем у директора стекольного завода дела шли хуже некуда. Местный песок не подходил для производства бутылок. А из-за его социалистических убеждений у него крайне напряглись отношения с бароном Рошильдом, обвинявшим его в сговоре с рабочими. А вскоре, вдобавок к прочим бедам, началась эпидемия малярии. Пришла беда - отворяй ворота!
Но самое страшное заключалось в том, что малярией заболела и его Зина. Это на пятом месяце беременности! По совету врачей Дизенгоф увёз жену в Париж, под наблюдение тамошних специалистов. В 1894 году Зина родила девочку, но ребенок был заражен вирусом малярии и спустя два месяца умер. А затем врачи сообщили супругам Дизенгоф страшную новость: вирус сказался на фертильной функции роженицы, и у них больше не будет детей.
Сраженный этим известием Дизенгоф возвратился в Эрец-Исраэль. Он заглянул в гости к своему другу-шейху и не узнал его: кажется, что тот за это время постарел на десять лет. Шейх рассказал ему, что вскоре после его отказа взять Фатиму в жены, она снова заболела и умерла – вероятнее всего, зачахла от неразделенной любви, и теперь жизнь потеряла для него всякий смысл.
Отношения с Ротшильдом, который видел в Дизенгофе виновника закрытия стекольного завода и тайного коммуниста, напряглись до предела, так что Зина и Меир вынуждены были уехать, точнее, бежать из Палестины в Одессу. Здесь Дизенгоф начал заниматься коммерцией, а Зина-Хая превратила их дом в самый известный салон в городе: здесь собирался весь цвет одесской еврейской интеллигенции, включая поэта Хаима-Нахмана Бялика, историка Семена Дубнова, Ахад ха-Ама, Хаима Равницкого...
К этому времени Герцль уже развернул знамя политического сионизма, и имя Дизенгофа значится в списке делегатов 5-ого и 6-ого Сионистских конгрессов. На последнем он оказался в числе решительных противников плана создания еврейского государства в Уганде вместо Палестины, но еще до этого, в 1904 году, создал общество "Геула" для покупки земли и капиталовложений в Палестине.
В 1905 году Дизенгофы вернулись в Палестину, а в 1909 году основали вместе с друзьями недалеко от Яффо поселок Ахузат-Байт ("дома-хоромы"? - не уверен) – будущий Тель-Авив. Меира Дизенгофа избрали главой поселкового совета. Затем, после начала Первой мировой войны, когда турки выселили всех жителей посёлка, он возглавлял эмиграционный комитет, а в 1918 году вернулся, устроил торжественную встречу английскому генералу Алленби и назвал в его честь одну из главных улиц посёлка.
С 1921 года и до конца жизни Меир Дизенгоф был бессменным мэром Тель-Авива и превратил его в самый быстроразвивающийся город страны. Он привлек в Тель-Авив лучших немецких архитекторов, сделал его мировой столицей стиля баухауз, развил инфраструктуру города, создал в нем порт и железную дорогу. Но если своим внешним обликом Тель-Авив обязан Меиру Дизенгофу, то самим духом и характером - Зине. Точнее, теперь уже Цине.
Именно Цина Дизенгоф мечтала сделать Тель-Авив центром новой еврейской культуры – и эта мечта в итоге воплотилась в жизнь. Именно она уговорила поселиться здесь почти всю еврейскую богему тех лет, способствовала созданию ряда знаменитых тель-авивских кафе, а дом Дизенгофов на проспекте Ротшильда был, как и до того в Одессе, самым модным светским салоном во всей подмандатной Палестине.Попутно она занималась развитием городского образования, и она же убедила актеров еврейского театра "Габима" (одним из создателей которого был Е. Вахтангов) не возвращаться с гастролей в Россию, а остаться в Тель-Авиве. В 1928 году великий актер и режиссер Алексей Дикий постаыил здесь на иврите спектакли "Золотоискатели" и "Корона Давида" – и с этого началась история главного театра Израиля.
Неудивительно, что эту женщину называли "хозяйкой города".
В 1930 году Цина Дизенгоф умерла. В ее похоронах приняли участие тысячи людей. Смерть жены стала для Меира Дизенгофа страшным ударом. Ради увековечивания ее имени он объявил, что передает их дом в дар городу в качестве Музея искусств, а сам перебрался в две комнаты на верхнем этаже, где и жил до самой смерти в 1936 году. В 1948 году именно в этом доме была зачитана Декларация Независимости Израиля, а сейчас в нем расположен музей города.
Тель-авивцы по достоинству оценили и хозяйку города Цину, и её роль в жизни их легендарного мэра, и их неразрывную связь. На улице, названной в его честь, находится площадь Дизнгоф - она названа в её честь, и теперь они навсегда вместе.
С использованием материалов https://isralove.org
