Уж этот стёб в привычном стиле! хотелось света и покоя,
Гляди бодрей, дегенерат, качать героя, пить винцо —
смотри — Сенцова отпустили! а чувство всё равно такое,
Чему ты, собственно, не рад? как будто плюнули в лицо.
Ведь как просили, умоляли, Ни умилений, ни идиллий,
рыдали — слов не подберу! ни утешения уму:
Взывали к совести, морали, Сенцова — да, освободили,
рассудку, выгоде, добру, а нас освобождать кому?
уже была и голодовка Как будто общею виною
под вой элиты мировой, накрыто всё и залито,
и вспоминать уже неловко, и вспоминается иное,
как издевались, что живой, — совсем как будто не про то:
но вот прощенье уронили
с кремлёвских пасмурных высот, «Как вышедшие из тюрьмы, мы что-то
и вот Сенцов на Украине, знаем друг о друге ужасное. Мы в
семья цветы ему несёт! адском круге, а может, это и не мы».
Его, крутого террориста
(не режиссёра ни фига), Сенцов, который взял и дожил,
что в складках Крыма затаился хоть был для наших главный враг, —
с коварством хитрого врага, благодарить как будто должен,
простил наш лидер милосердный, но вот вопрос — кого и как?
поскольку благостен и сыт, Вся Украина вроде рада,
но почему-то запах серный она заслуженно горда,
над этой акцией висит. но у него такого взгляда
мы не видали никогда.
И надо б лидера прославить, Ничто не делается быстро,
являя искренность и пыл, у нас ни ратей, ни полков,
и всех торжественно поздравить, ведь за него Сокуров бился,
кто за Сенцова тут топил, вступался даже Михалков, —
и всех, кто отдан за Сенцова, но аргументы бесполезны.
обнять бы, доблестных людей, — Нельзя сказать, что он не рад,
хоть их встречают образцово, но кто идёт из адской бездны,
закрыто, с «Рашею тудей»… тот всюду будет видеть ад.
Ещё тем более и Яшин И вот, когда Господня милость
выходит с нар в конце концов, опять прольётся на Москву,
хотя уж как казался страшен — и всё, что нам доселе снилось,
как без пяти минут Сенцов! осуществится наяву, —
Однако после всех усилий не знаю сам, какой ценою, —
такое чувство, как на грех, в припадке общего стыда
как будто их не отпустили, мы вряд ли радостью свиною
а опустили сразу всех. отреагируем тогда.
Как ликовать при этих сценах? Смотреть мы будем виновато,
Он смотрит, будто обречён. как бы попав под колесо.
И виноват совсем не Цемах, Ведь мы не думали когда-то,
тут Цемах вовсе ни при чём. что с нами можно сделать всё,
Уж как мы ждали, как кричали, что сами мы на всё способны,
и сколько было слов и драк… что мы не ангелы, а псы…
Почти немы, почти загробны
Причины нынешней печали мы будем в первые часы.
не сформулировать никак:
И в этом новом положенье —
свобода, равенство, бардак! —
мы вдруг увидим униженье,
а не прощение никак.
Нам никогда не будет раем
освобождённая страна.
Мы о себе такое знаем,
что не забудем ни хрена.
Мы вдруг поймём со страшной силой,
как будто в нас ударит свет:
при крике «Господи, помилуй!» —
ждут не помилованья, нет.
Мы молим, чтобы чашу мимо
пронёс кровавый бог вина.
Мы знаем: жизнь невыносима,
когда дарована она.
Вот потому-то у Сенцова
на этом киевском крыльце
нет ни приветственного слова
и ни улыбки на лице.
Конечно, с плеч упала глыба,
допили горькое кино…
Какое может быть спасибо?
Хотя — спасибо всё равно.
Дмитрий Быков