Когда Ростропович регистрировал в районном загсе по месту прописки Вишневской свой брак, регистраторша сразу узнала знаменитую солистку Большого театра и поинтересовалась, за кого же она выходит замуж. Увидев довольно-таки невзрачного жениха, регистраторша сочувственно улыбнулась Вишневской, а с трудом прочитав фамилию "Ро... стро... по... вич", сказала ему:
- Ну, товарищ, у вас сейчас есть последняя возможность сменить свою фамилию...
Когда Антон Рубинштейн гастролировал в Вене, он столкнулся с очень скупым антрепренером.
Переговоры об оплате концертов сильно затягивались, и тогда Рубинштейн заявил:
"Хорошо! Я согласен получить половину обычной суммы, но и играть буду вдвое тише обычного!"
Однажды Шаляпин после спектакля вышел из Большого театра и сел на извозчика. Когда они отъехал, извозчик спросил:
-А ты господин, чем занимаешься?
-Да вот пою.
-Я о другом. Я спрашиваю чем ты занимаешься? Петь - это мы все поем. И я пою когда грустно становится. Я спрашиваю, что ты делаешь?
Министр культуры Фурцева как-то с неудовольствием сказала Ростроповичу:
- Вы покрываете Солженицына. Он живет у вас на даче. В течение года мы не будем пускать вас за границу.
Тот, пожав плечами, ответил:
- Вот уж никогда не считал, что выступать перед своим народом - наказание.
В 1953 году Давид Ойстрах был на гастролях в Англии, и посол СССР устроил приём в честь великого музыканта. В разгар банкета к Ойстраху подошёл советский атташе по культуре, сделал множество комплиментов маэстро, а потом поинтересовался:
"Вы так хорошо играете на скрипке, но я давно хотел спросить, кто вы по профессии?"
Ойстрах чуть не поперхнулся:
"Я — скрипач".
Атташе немного смутился:
"Конечно, конечно. А кто ваш тренер?"
В конце своей блистательной карьеры Давид Ойстрах стал увлекаться дирижированием, и его концерты всегда вызывали большой интерес.
Ойстрах однажды признался:
"Поймал себя на неожиданном ощущении: обычно в день выступления я после обеда отдыхаю и часок сплю, затем беру скрипку и начинаю потихоньку разыгрываться. А вчера, поднявшись, потянулся было за инструментами, и вдруг вспомнил: ба, да я же сегодня дирижирую! И так хорошо стало на душе".
В кабинете композитора Дмитрия Шостаковича рядом с портретом Бетховена одно время висел портрет Матвея Блантера.
У Шостаковича спросили:
"Дмитрий Дмитриевич! Чем объяснить такой ваш выбор?"
Шостакович ответил просто:
"Бетховена я очень люблю, а этот cам Мотя принёс и повесил. Ну, и хорошо, пусть висит..."
Как-то на вечеринке в богатом доме, куда был приглашен Россини, одну даму попросили спеть. Она долго жеманилась, но в конце концов согласилась спеть каватину Розины из «Севильского цирюльника». Прежде чем начать, она обратилась к Россини:
- Ах, маэстро, если бы вы знали, как я боюсь!
- Я тоже, - отозвался Россини.
Один из друзей Ростроповича решил подшутить над ним:
"Слава! Ты играешь на очень эротичном инструменте — зажимаешь его между ног, водишь туда-сюда смычком..."
Растропович перебил собеседника:
"Что ты, самый эротичный инструмент — это кларнет".
К французскому композитору Морису Равелю постоянно обращался за советом один совершенно бездарный коллега.
- Вот, маэстро, - однажды сказал он, - это мое последнее сочинение!
- О, мосье! - сказал Равель обрадованно. - В таком случае я от души вас поздравляю!
Выдающийся ученый и композитор Бородин был весьма рассеянным человеком. Как-то он поехал за границу. Во время проверки паспортов на пограничном пункте чиновник спросил, как зовут его жену. Бородин в то время думал про что-то свое и не понял сразу вопроса. Чиновник посмотрел на него с подозрением:
-Не знаете как зовут вашу жену?
В этот момент в помещение вошла его жена Екатерина Сергеевна. Бородин бросился к ней:
- Катя! Ради бога, как тебя зовут?
Когда Ростроповича и Эмиля Гилельса пригласили на длительные гастроли в США, их, разумеется, отпустили, но без жён. Музыканты обратились к министру культуры СССР Фурцевой с просьбой о разрешении выезда и для их жён. Фурцева обещала помочь, но попросила написать официальное заявление.
Просьба Гилельса выглядела так:
"Поскольку я страдаю заболеванием печени и нуждаюсь в специальном уходе, а гастроли в США намечены на два с половиной месяца, прошу направить со мной мою жену".
Просьба Ростроповича выглядела совершенно иначе:
"Поскольку я абсолютно здоров и еду в на два с половиной месяца, прошу разрешить выезд с женой".
Выезд жёнам музыкантов разрешили, но они так и не поняли, чей довод оказался более убедительным для властей.
Однажды, опаздывая на концерт, Паганини нанял извозчика и спросил:
- Сколько стоит доехать до театра?
- Десять франков, - ответил извозчик.
- Вы шутите? - удивился Паганини, так как извозчик назвал сумму в десять раз большую, чем обычно.
- Нет, не шучу. Вы ведь берете по десять франков за билет с каждого, кто приходит слушать, как вы играете на одной струне.
- Хорошо, - ответил Паганини, - я заплачу вам десять франков, но только в том случае, если вы довезете меня до театра на одном колесе.
На репетиции в Лондоне Вагнер был очень недоволен трубачами и закричал:
"Скажите этим ослам, что, если они не будут играть прилично, то я выкину их вон!"
Переводчик-музыкант внимательно выслушал Вагнера и перевел:
"Джентльмены! Маэстро вполне отдает себе отчет в тех затруднениях, которые вызывает у вас его музыка.
Он просит вас сделать все, что в ваших силах, и ни в коем случае не
волноваться".
Когда Рихард Вагнер приехал в Париж, он встретился там с французским
композитором Франсуа Обером.
Во время беседы Обер заметил, что ему понадобилось тридцать лет для того, чтобы понять, что у него нет музыкального таланта. Вагнер на это улыбнулся:
"И тогда, конечно, вы оставили занятия музыкой".
Обер возразил:
"Ну, что вы! Тогда я уже был слишком знаменит для этого!"
Однажды итальянский композитор Джакомо Пуччини сломал себе ногу и попал в больницу.
Когда друзья навестили его там, то он удивил их тем, что весело встретил их и, показывая на свою ногу, сказал:
"Я так счастлив, друзья! Мне уже начали сооружать памятник!"
Когда в СССР развернулась борьба с космополитизмом, известному дирижёру Борису Хайкину предложили сменить фамилию. Он отказался:
"Фамилию менять не стану, но готов на компромисс — согласен заменить вторую букву; тогда моя фамилия будет звучать совсем по-русски".
Однажды Растропоич и Шостакович были в Омске и не смогли достать на вечер водки. Местные им посоветовали идти на базар, где все есть.
Там их встретил целый ряд продавцов самогона всевозможных марок. Но их прельстила своей красотой и формами одна торговка и они решили купить бутылку у неё.
Когда вечером стали распивать содержимое бутылки в своём номере гостиницы, то оно оказалось такой гадостью, что Шостакович, сморщась, оценил: "Форма отличная, но содержание..."
Из https://ok.ru