Hачало
Голда Меир написала книгу "Моя жизнь". Hекотрые места этой книги часто цитируют.
Пессимизм - это роскошь, которую евреи не могут себе позволить.
Лидер, который не задумается прежде, чем пошлет свой народ сражаться, не достоин быть лидером.
Лучше ли женщины, чем мужчины, я не могу сказать. Но они, конечно, не хуже.
Мир на Ближнем Востоке наступит тогда, когда арабы будут любить своих детей сильнее, чем они ненавидят евреев.
Моисей водил нас по пустыне 40 лет, чтобы привести к единственному месту на Ближнем Востоке, где нет никакой нефти.
Мы не радуемся победам. Мы радуемся, когда выращен новый сорт хлопка и когда земляника цветет в Израиле.
Не нужно скромности. Вы не такие уж великие.
Если я сознавала, что поступаю правильно, я делала всё, что от меня зависит, независимо от возможного результата.
Я никогда не прощу арабам то, что они заставили наших детей учиться их убивать.
Человек, который теряет совесть, теряет все.
Он (Бен-Гурион) считал, что в любом государстве первейший долг правительства — защищать себя и своих граждан, как бы на это ни смотрели за границей.
Нельзя зачеркивать прошлое оттого, что настоящее на него непохоже.
Основным принципом поведения арабов в 1936 и 1937 годах был тот самый, который действует и поныне: решения принимаются, руководствуясь не тем, хороши ли они для них, а тем, плохи ли они для нас.
...с положением, что евреи — избранный народ, я никогда полностью не соглашалась. Мне казалось, да и сейчас кажется, правильнее считать, что не Бог избрал евреев, но евреи были первым народом, избравшим Бога, первым народом в истории, совершившим нечто воистину революционное, и этот выбор и сделал еврейский народ единственным в своем роде.
Я давно уже открыла, что людей легче заставить плакать или ахать, чем думать
Но в те военные годы я усвоила очень важный урок: человек всегда может сделать чуть больше того, что вчера казалось пределом его сил.
Теперь весь цивилизованный мир знает, что случается с советскими гражданами, если они игнорируют извращенные правила, с помощью которых руководители стремятся их себе подчинить.
Лозунгом моим стала любимая поговорка мамы: «Если скажешь «нет» — то никогда не пожалеешь».
«Не то важно, чтобы точно решить еще в детстве, кем вы станете, когда вырастете, — сказала я им. — Гораздо важнее решить, как вы хотите прожить свою жизнь. Если вы будете честны с собой и своими друзьями, если вы будете участвовать в том, что хорошо не только для вас, но и для других, то этого, думаю, будет достаточно, а кем вы при этом станете — вероятно, вопрос случая».
Hичто в жизни никогда не происходит само собой. Недостаточно верить во что-нибудь, надо еще иметь запас жизненной силы, чтобы преодолевать препятствия, чтобы бороться.
Что бы ты ни делал, делай это правильно!
За семь месяцев, что я была послом в Москве, я возвращалась в Израиль дважды, и каждый раз с таким чувством, будто возвращаюсь с другой планеты. Из огромного холодного царства всеобщей подозрительности, враждебности и молчания я попадала в тепло маленькой страны — все еще воюющей, стоящей перед огромными трудностями, но открытой, преисполненной надежд, демократической и моей собственной — и каждый раз я отрывалась от нее с трудом.
Он (Бен-Гурион) терпеть не мог, когда его обвиняли в том, что он руководит партией, а позже — правительством, с авторитарных позиций. Как-то на партийном собрании, услышав это обвинение он воззвал к министру, которого считал безупречным в смысле интеллектуальной честности и который, как Бен-Гурион слишком хорошо знал, нисколько его не боялся. «Скажи, Нафтали, — спросил он, — разве я веду партийные собрания недемократично?» Перец Нафтали минуту глядел на него, улыбнулся своей чарующей улыбкой и задумчиво ответил: «Нет, я бы не сказал. Я бы скорее сказал, что партия, самым демократичным образом, всегда решает голосовать так, как ты хочешь». Поскольку у Бен-Гуриона совершенно не было чувства юмора (не помню ни одного случая, когда бы он шутил), то его полностью удовлетворил этот ответ кстати сказать, не грешивший неточностью.
Разумеется, тогда еще никто и подумать не мог, что гитлеровский обет истребить евреев будет выполняться буквально. По-моему, это говорит в пользу нормальных, приличных людей: мы не могли поверить, что такое чудовищное злодеяние может быть совершено или — что мир позволит ему свершиться. Нет, мы не легковерны. Просто мы не могли вообразить то, что тогда было невообразимо. Зато теперь для меня не существует невообразимых ужасов.
...потому, что у нас не было выбора, нам удавались порой самые безнадежные предприятия.
Мы хотим жить. Hаши соседи хотят видеть нас мёртвыми. Это оставляет не слишком много пространства для компромисса.
Источники https://www.liveinternet.ru
https://www.livelib.ru